Сайты митрополий, епархий, монастырей и храмов

Источник информации: Липецкая и Елецкая епархия
Адрес новости: http://www.le-eparchy.ru/node/1181
Опубликовано leonty в Вс, 25/03/2012 - 13:54


Статья опубликована в Липецких епархиальных ведомостях


ПАСХА В ЛАГЕРЕ
(из рассказов Семена Ильича Поликанова – страдальца за веру)
На второй неделе Великого поста случилось что-то совершенно непонятное. Меня привели к начальнику лагеря – грузному краснолицему майору с азиатским лицом, которого за глаза звали Монголом, и тот повел со мной прямо-таки задушевную беседу.
– Ты знаешь, – спросил он, – что случилось с Пантюхой?
Я кивнул.
– И так будет с каждым, – майор закурил «сталинскую» папиросу «Герцеговина Флор». – А то уж рожа-то чуть не трескалась от дармовых харчей – в три горла, наверное, жрал на своем складе. Словом, решили мы на его место тебя поставить. Ты у нас вроде бы самый честный – да дело даже не в этом. Фанатик ведь ты религиозный, и твои убеждения не позволят тебе воровать. Как там в заповедях-то? «Не укради»? Так что иди и принимай склад.
Вот ведь змий коварный! И не знал майор, что не так давно я случайно подслушал его разговор с «кумом» лагеря. Офицеры поспорили, что какие бы высокие убеждения не были у человека, но до предела изможденный, хронически голодный, он все равно соблазнится, если получит возможность, пусть незаконно, «подтырить хавку». И особенное иезуитство заключалось в том, что поставить меня на склад решили в дни Великого поста. Такой вот эксперимент.
А я действительно был уже доходягой. Острое чувство голода не покидало меня ни на минуту. И спастись от этого мучительного истязания желудка можно было только молитвой. Что я и делал постоянно, хоть это и очень не нравилось руководству лагеря. В наказание меня посылали на еще более тяжкие работы, надолго заключали в карцер, где вообще, можно сказать, не кормили.
Но тело-то можно сломить, а душу? Я однажды прямо так и сказал «куму»: ну как ты, мол, запретишь мне постоянно творить молитву бессловесно – в уме и сердце моих? Тот только рукой безнадежно махнул: фанатик он и есть фанатик. Но все же отступился от меня.
И вот стал я главным человеком на продуктовом складе – такое искушение мне придумали. Поначалу я чуть в обморок не упал от нахлынувших на меня вкуснейших и давно забытых запахов. Ведь на складе хранились не только мешки с самой дешевой крупой для заключенных, подгнившей капустой и бросовой рыбешкой. В отдельном закутке для начальства стояли коробы со сливочным маслом, висела копченая свинина, даже коричневые круги колбасы лежали. И ящики с сахаром. Если хоть по чуть-чуть от всего этого богатства отщипнуть – скоро с дистрофией справишься.
Только после утренней поверки все снова увидели меня в лагерной столовой. Я, как и все, хлебал баланду, зажевывая ее черствым куском суррогатного хлеба. И так продолжалось день, два, три, неделю. А потом меня снова вызвал начальник лагеря. С удивлением посмотрел на мою все такую же высохшую до предела фигуру, заострившийся нос и крякнул.
– Неужто и вправду на складе ничем не попользовался? – спросил недоуменно.
– Так ведь Великий пост, – ответил я.
– Вот уж действительно не в коня корм, – резюмировал майор и тут же с досадой распорядился перевести меня обратно на общие работы. Не удался, видишь ли, у него эксперимент.
А уже приближалась Святая Пасха: шла Страстная седмица. Нашей бригаде выпала очень тяжелая работа: мы занимались выкорчевкой пней на большом участке. Заключенные последние жилы рвали и все с надеждой поглядывали на небо. Но солнце как будто застыло невысоко над горизонтом, а значит, до обеда и хоть маленькой передышки было еще далеко. И тут кто-то сказал:
– А ведь вот такие же дни для Христа тоже были самыми трудными. Не зря неделя называется Страстной.
И все загомонили.
– Семен, Семен, ты в религии силен, за это и сидишь, расскажи, что в эту неделю было с Иисусом.
Где уж тут рассказывать, только бы дыхание перевести, но я все же, натужно работая ломом, начал говорить о страстях Христовых. Начал с Тайной вечери, а вот до Великой субботы добраться не успел: обед привезли.
А после обеда товарищи отстранили меня от работы: уж очень интересно было им послушать, как это Сам Сын Господень попал в ад. Пришлось объяснять, что до того, как Спаситель пришел на землю, души всех людей, даже и святых, попадали в ад. Там же очутился и Иисус Христос. Только Его душа была наполнена такой добротой и светом, что озарились самые страшные, самые темные углы ада. И все, кто был в аду, признали в новичке Самого Бога. И стал рушиться ад, и приказал Христос связать сатану, а людям сказал, что освобождает всех – и вывел их из адского подземелья. Так он победил смерть и дал людям возможность для спасения и вечной жизни.
Тихо стало на поляне. И даже конвоир, все время прислушивающийся к моему рассказу, застыл, как соляной столб, забыв закрыть рот. А потом мой сосед выразил как бы общую мысль.
– Да что там наши мучения и страдания... Вот Христос страдал за всех человеков – это страдания.
На саму Пасху, в воскресение, нас не повели на работу, оставили в бараках. И мы стали праздновать Святое Воскресение Христово. Возможностей у нас было, конечно, мало, но накануне мы соединили все наши хлебные пайки, раздобыли немножко сахарного песка и из всего этого слепили общую пасху – благо хлеб мялся, как глина. На верхушке пасхи вылепили крест и обсыпали все сахаром. Вскипятили воду, заварили сбереженный чаек – и просто настоящий по лагерным меркам праздник у нас получился. И словно на воле, по всему бараку слышались самые главные, самые великие слова: «Христос воскресе! Воистину воскресе!».
И забыли зэки все тяготы лагерной жизни, все стали такими благостными, добродушными, вспоминали вольную жизнь, родных и близких. Одним словом, Христос пусть на один день, но и нас будто бы выпустил из ада.
А из помещения начальника лагеря в это время раздавались звуки самой разнузданной гульбы: звенели бутылки и стаканы, неслись похабные песни и мат, ужасный мат просто закладывал уши в этот святой день. Ну что же, они безбожники, они не «фанатики», и для них Святая Пасха всего лишь еще один повод погулять и побуйствовать. И Бог им судья.
Тут ко мне подошел один из лагерников и попросил выйти из барака. Я приоткрыл тяжелые двери. У входа стоял тот самый конвоир, который присутствовал при моем рассказе о Страстной седмице – мальчишка еще, с тоненькой шеей и хлюпающим носом.
– Спасибо тебе, – взволнованно произнес он. – Я послушал тебя, и будто в душе все перевернулось. И как это я до сих пор без Христа жил? А это тебе, – и он протянул мне красное пасхальное яичко.
От редакции. Стоит еще сказать, что выйдя из лагерей и впоследствии получив от государства компенсацию за незаконные репрессии, Семен Ильич Поликанов всю ее – а это были совсем не малые в ту пору деньги – отдал на нужды возрождающегося тогда нашего Ново-Казанского собора. На эти средства была построена витая кованая ограда вокруг храма.
Записал Евгений ЗЕЛЕНЕВ
«Лебедянская звонница»