Княжна Елена Волконская рассказывает о деде, великом реформаторе Петре Столыпине, и о своей судьбе, неразрывно связанной с нашей страной.

- Многие историки сегодня причисляют вашего деда к наиболее значимым политикам России XX века, с сожалением отмечая, что, останься он жить, развитие нашего Отечества могло бы пойти по иному пути, возможно, удалось бы избежать разрушительной революции и Гражданской войны. Каким видится фигура Столыпина вам, знающей его не по книгам и фильмам, а из семейных рассказов?

- Сразу хочу оставить все исторические и тем более политические измышления о деде его биографам и историкам. Мои чувства к Столыпину? Он был для меня всем. Моя мать не очень много рассказывала про своего отца, но этого оказалось достаточно, чтобы на всю жизнь во мне сохранилось огромное чувство, осознание того, что хотел сделать для России Столыпин. Любовь к нему, ко всей моей семье воедино слита с любовью к моей Родине, которая также была передана мне "по наследству". Помню, иногда в детстве я ночью просыпалась и говорила с Россией, задавала вопросы, на которые трудно найти ответ: отчего ты поступаешь так, а не иначе? Я много изучала русскую историю, но вопросов от этого не становилось меньше.
Петр Аркадьевич был прекрасным отцом. Даже находясь на высоких государственных постах, он каждый день после обеда или вечером был с детьми по меньшей мере три четверти часа. Это было его принципом. Он много общался с детьми, часто читал с ними Евангелие. Он воспитывал их совсем не в аристократическом духе, скорее по-крестьянски.

- Говорят, он не стремился к власти, а попав на ее вершину, совсем не желал удержаться любой ценой, как это обычно происходит с людьми, почувствовавшими притягательный вкус силы.

- Говорили и говорят про Столыпина много всего. Я тоже думаю, что властолюбие было ему чуждо. Ведь он пришел "из низов". В Колноберже, где он был предводителем дворянства, его очень любили. К нему приходили крестьяне, приезжали издалека. Он встречался с ними каждое воскресенье, и люди рассказывали: "Там есть человек, который готов выслушать и понять".

Государь узнал о нем и пригласил в Петербург. Когда же несколько лет спустя царь предложил Столыпину пост главы правительства, тот отказался. Он совсем не хотел этого. Потому что трудно работать, когда ты на самом верху, - так моя мать говорила, - куда легче работать под чьим-то руководством. Больше, чем власть, дед любил землю, крестьян. Не случайно первостепенное внимание он уделил именно аграрной реформе.

Дед был очень храбрым, даже в общении с царем держался на равных. У него было особое, внутреннее бесстрашие, хотя он знал, даже был уверен в том, что его убьют. Во многих книгах о Столыпине описывается такой случай. Государь послал его в Саратов усмирять бунтовщиков. Уже сойдя на пристань, можно было услышать, как на площади народ шумит. Столыпин пошел к ним пешком, не дожидаясь экипажа. Он шагал твердо и быстро, и никакая охрана ему не была нужна, он не любил эскортов. Этот эпизод хорошо известен, я не буду его пересказывать.

Столыпин не боялся плыть против течения, даже когда все - и правые, и левые - были против него. Позже, с подачи Распутина, и царь стал удаляться, лишая Петра Аркадьевича чуть ли не единственной поддержки. Но государя дед очень любил, считал его несчастным, одиноким. Николай же никогда не держался с ним открыто: наверное, опасался, а может, жена его боялась, что Столыпин вдруг станет важнее царя!

- Современники вашего деда в своих воспоминаниях дают самые противоречивые оценки его личности. Если лидер партии кадетов Милюков именовал его не иначе как "мозгом нации", то предшественник Столыпина на посту премьера, Витте, обвинял в отсутствии государственной культуры, а Лев Толстой гневно осуждал силовые методы столыпинской политики. Каково ваше мнение?

- Да, Толстой (который, кстати, тоже наполовину Волконский - он был троюродным братом моего деда) осуждал его политику. Лев Николаевич написал письмо Столыпину, в нем он пытался учить его, как надо управлять страной. Толстой был дружен с отцом Столыпина еще со времен Крымской войны и давно знал его детей, а потому в этих письмах наставлял Столыпина как мальчика, говорил, что и как надо делать. Думаю, не стоило так поступать. Дед послал ему ответ, очень хороший, разумный ответ. В книге Федорова об этом подробно рассказывается.

И в наши дни Столыпина пытаются "классифицировать". По-моему, последний раз его причисляли к крайне правым. Но он не был ни правый, ни левый, он стремился к гармонии в своей политике. Он верил, что за десять-пятнадцать лет можно преобразовать Россию, сделать ее либеральной страной, но в то же время с сильным человеком у власти.

- Может, только так, твердой рукой, и нужно управлять в России? Имеют ли наследие Столыпина и опыт его преобразований практическую ценность сегодня, как вы полагаете?

- Убеждена, что имеют. Когда говорят про демократию, подразумевая классический греческий вариант, или любой другой, английский например, я отвечаю: в России такого не будет никогда. Русские сделаны иначе, совсем-совсем по-другому. Европа не может критиковать Россию. Это вправе делать лишь тот, кто жил там, знает душу русских. Умозрительно, чисто политически, нельзя этим заниматься. Что, мне кажется, понимает и Владимир Путин, ведь он долгое время провел за границей.

Правителю в России просто необходимо быть очень сильным человеком, уметь иногда давать по морде, когда необходимо. Вы посмотрите, ведь такая мафия, которая в России, и не снилась итальянцам!

А еще важно уметь понимать людей, которые работают на земле, они всегда страдали и страдают больше других.

Кстати, несколько лет назад двоюродный брат прислал мне из Парижа вырезку из одной французской газеты. В этой статье говорилось о визите Путина к Солженицыну и о том, что они беседовали о Столыпине. Насколько мне известно, и до Путина многие российские политики пытались изучать наследие деда, адаптируя его идеи к сегодняшней ситуации.
Почему именно к Солженицыну? Просто он больше других знает о Столыпине. Дядя Аркадий, единственный сын Столыпина, каждый день в течение двух-трех месяцев начитывал Солженицыну все, что сам помнил об отце. В России же тогда было очень сложно изучать этот период. По этой же причине пару лет назад, когда Хотулев снимал свой фильм про Столыпина, именно Солженицын выступил основным консультантом, он просмотрел картину, кое-что убрал.

- Как сложилась ваша жизнь в Италии, стране, ставшей второй родиной для многих ваших знаменитых предков?

- Я родилась в Риме, но становилась итальянкой, только когда выходила из дому. В семье же у нас всегда была совсем русская атмосфера. Моя мать была убеждена, что детей надо учить одновременно всем нашим "родным" языкам. Так я привыкла одинаково свободно общаться по-английски, по-французски, по-итальянски и по-русски.

Всю войну я тоже прожила в Риме. После высадки союзников в Анцио и прихода американцев меня с моей русской фамилией сразу заметили, поначалу, наверное, приняли за шпионку. Я работала два года в американском Красном Кресте и два года при Совместном командовании: там были американцы, англичане, французы и русские.

Был такой интересный случай. Однажды мой знакомый полковник пригласил меня на коктейль, на Виа-Венето. Он сказал, что там будет генерал из России. Я очень боялась, сначала не хотела идти. Ведь я всегда помнила о том, что произошло с нашей семьей после революции. Но мой знакомый настоял, и я пошла. Когда же меня представили генералу, я поздоровалась, но руку не подала. Тогда он пронзительно посмотрел на меня и спросил: "Мы же с вами русские?" Я только ответила: "Да, вы правы". Это был момент, который я никогда не забуду.

- Ваше имя можно встретить в титрах известного фильма "Сладкая жизнь" Феллини. Можете рассказать об этой странице вашей богатой биографии?

- Я была знакома с другом Федерико Феллини. Случилось так, что меня разыскал секретарь маэстро, пригласил на киностудию. Феллини предложил мне работу помощника режиссера. Я стала одной из шести его помощников, но ко мне он обращался особенно часто. Иногда Феллини просил: "Элен, объясни, что я хочу сказать, ты ведь знаешь", и уходил. Я оставалась работать с актерами, а потом он возвращался, смотрел и чаще всего соглашался, был очень доволен. Вообще Феллини был умный, умел хорошо чувствовать и понимать самых разных людей.

Но самое интересное было позже. Спустя три месяца я встретила его в офисе, и он вдруг сказал: "Я очень хотел бы, чтобы ты подписала контракт и всегда работала со мной, мы очень хорошо понимаем друг друга". Потом, увидев мое замешательство, добавил: "Подумай хорошо, я два раза предлагать не буду". Но я отказалась - знала, что муж будет против. Позже очень часто думала о том, что было бы, если бы я согласилась. Вся жизнь сложилась бы совсем по-другому.

- Когда вы впервые побывали в России? Какие у вас были впечатления от увиденного?

- В 2000 году меня позвали в Саратов по приглашению Центра Столыпина. Я поехала с сыном и с внуками, и мы пробыли там три дня. Мне было очень приятно узнать, что жители Саратова любят и почитают Столыпина, ведь он действительно сделал очень много добра этому городу. Это был мой первый приезд в Россию. Знаете, я, наверное, могла приехать и раньше, но не хотела выглядеть просто дамочкой, которая возвращается на свою историческую родину. Я ждала, чтобы меня пригласили, чтобы пожелали познакомиться со мной.

Что я ощутила? Это был удар, шок, потрясение, когда теряешь способность чувствовать, что с тобой происходит. Осознание пришло позже. Я решила поехать в Саратов на поезде, чтобы побольше увидеть и иметь возможность общаться с людьми в вагоне. Незабываемые впечатления. Жаль, что не удалось пройтись вдоль берега Волги: в те дни было очень ветрено. Когда же вечером, гуляя по Саратову, я услышала пение соловья, то окончательно поняла: наконец я на Родине, и заплакала. Это было просто волшебное чувство!

Второй мой визит, два года назад, был тоже особенный: я привезла в Москву нашу семейную реликвию - альбом о моем прапрадеде, декабристе Сергее Волконском. В нем собраны очень редкие дагерротипы, практически не известные историкам. Альбом передал мне мой отец. Он сказал: "Храни, это про Россию и про твоего прапрадеда". Трудно было нести груз такой ответственности, я не знала, что делать. И тогда, посоветовавшись с моими хорошими знакомыми - профессором Борисом Успенским и князем Георгием Васильчиковым, решила, что материалы должны уехать в Россию. Я передала альбом Историческому музею в Москве.

После Москвы мы побывали также в Середникове, в усадьбе, где мой дед жил еще маленьким. А до него в этом имении жил Лермонтов - его бабушка была урожденная Столыпина. Как там замечательно: чудная церковь, усадьбу недавно отреставрировали. Меня очень хорошо принимали.

- Что представляли собой эмигранты первой волны, что отличает их от сегодняшних русских, приезжающих в Италию и остающихся здесь?

- Вы знаете, русские не очень любят друг друга. Это было тогда, это заметно и сейчас. Русские всегда ссорятся. Я прочла в одной книге о том, как жили русские эмигранты в Сан-Ремо. Это курортный город, где лечились многие наши состоятельные соотечественники еще в дореволюционные годы. Там есть красивая православная церковь. Мой дед, Волконский, даже давал деньги на ее строительство - он лечился на этом курорте от чахотки. В Сан-Ремо жило много русских, но все они плохо ладили между собой; позже, когда осталось всего двадцать человек, они окончательно перессорились друг с другом и разъехались. Только церковь одна и стоит.

Вообще же русские очень умные люди, вернее сказать, они больше гениальные, нежели умные. И я верю в них. Главное, надо идти вперед, не шатаясь по сторонам. Мне кажется, сейчас Россия на правильном пути. Это самое важное, потому что, когда выбрано правильное направление, усилия не пропадают впустую, что-то остается: ты можешь умереть, но твоя мысль продолжает жить. Разве не этому учит опыт моего деда?

Беседу вел Владимир Зибров,
специально для «Русского предпринимателя».
Рим. 2003 г.