Преподобный Димитрий Прилуцкий, память коего совершается ныне, родился в начале XIV столетия в Переяславле-Залесском от богатых и благочестивых родителей из купеческого сословия. Рано он был обучен грамоте и еще отроком полюбил чтение Священного Писания и душеспасительных книг. Это благочестивое занятие расположило его к иноческой жизни. Он оставил родительский дом и богатство и вступил в число братии Переяславского Богородского Горицкого монастыря. Здесь он ревностно предался подвигам — строго постился, усердно молился и отличался таким смирением и чистотой, что скрывал от других не только свои подвиги, но даже и наружную красоту лица своего, которой отличался. За строгость жизни он возведен был в сан священника. Скоро затем он оставил Горицкий монастырь и, с благословения епископа, основал новый монастырь близ Переяславля, с храмом во имя святителя Николая, Мирликийского чудотворца. Новая обитель скоро наполнилась иноками, которых привлекала сюда слава добродетелей ее основателя, преподобного Димитрия.

Слава о преподобном Димитрии прошла далеко. Он стал известен великому князю московскому Димитрию Ивановичу Донскому, знаменитому победителю татар. Великий князь очень любил и почитал преподобного, вызывал его в Москву и упросил быть восприемником от святой купели одного из своих сыновей.

Но слава человеческая смущала смиренную душу подвижника, и он, бегая ее, удалился далее на север вместе с любимым учеником своим, Пахомием. В 3-х верстах от Вологды он основал новый монастырь, названный Прилуцким, ибо стоял при луке, образуемой изгибом реки Вологды. Обитель скоро наполнилась иноками, искавшими руководства великого подвижника. И все-таки смирение его было необычайно. Преподобный не думал, однако, что довольно только трудиться для себя и заботиться о своем спасении. Нужно, учил он, заботиться и о ближних. И он был милосерд и благотворителен для ближних. Он принимал странников, помогал бедным, врачевал больных, утешал печальных, ходатайствовал в суде за невинных, облегчал, чем мог, участь притесняемых. За святость жизни Бог дал ему дар прозрения. Однажды, занимаясь с братией монастырскими работами, он вдруг со вздохом сказал: «Мы вот занимаемся земными делами, а великий князь Димитрий уже более не заботится о суете мирской», и с этого дня стал поминать великого князя как усопшего. Все дивились; но скоро пришло известие, что великий князь Димитрий Иванович Донской скончался именно в тот день и час, когда о нем говорил преподобный. Преподобный Димитрий почил в глубокой старости. На вопрос братии, где его похоронить, он со смиренным самоуничижением ответил: «бросьте грешное тело мое в болото». Святые мощи его скоро прославились чудесами.

Преподобный Димитрий, всю жизнь избегавший славы человеческой, дает нам прекрасный урок смирения. На смирение иные смотрят даже не как на добродетель, а как на признак слабости душевной, и презрительно думают, что оно имеет значение только в обителях монашеских. А, напротив, чувство собственного достоинства в человеке, по мнению некоторых, есть двигатель просвещения в роде человеческом, условие его благоденствия. Чтобы любить ближних, быть честным, бескорыстным, надобно, говорят, прежде уважать в себе человеческое достоинство. Но по понятию христианскому, чувство собственного достоинства должно быть умеряемо в человеке сознанием своего недостоинства, смирением.

Рано, быстро развитое чувство своего достоинства бывает, большей частью, признаком самообольщения или неверного взгляда на себя. Приобретенный успех в чем-либо побуждает человека надеяться, что он многого и еще достигнуть может; побежденная трудность надмевает его мыслью, что и все затруднения для него преодолимы. Что приобретает человек своими дарованиями и трудом, то имеет в глазах его чрезмерно великую цену и заслугу и заслоняет собою многие обстоятельства и трудности, пред которыми могут пасть его силы. Ищут два ученика первенства в царстве славы, но забывают слабость своих сил. Спаситель, желая вразумить их, предлагает им вопрос: могут ли они пить чашу Его страданий (Мк. 10, 38)? В чувстве самоуверенности они отвечали, что могут. Но когда предложена была эта чаша, когда пришло время Христовых страданий, не только эти, но и вси ученики бежаша (Мф. 26, 56). Если же так обманулись в себе самих лучшие из людей, апостолы, пока еще не укрепил их Дух Святый, – что мы должны думать о себе? Как мы можем полагаться на свои дарования?

Нет, смирение не есть признак слабости: ибо оно всегда соединено с чувством собственного достоинства, так что от самого человека зависит различать случаи и обстоятельства, когда ему держаться только в пределах терпеливого смирения, и когда в броне своей невинности выходить на защиту своего достоинства. Сам Иисус Христос, смиривший Себя до смерти крестной и претерпевший биения и заушения, не умолчал пред судьями Своими, когда дерзкий слуга ударил Его в ланиту за мнимое будто бы неуважение к сану первосвященника (Ин. 18, 23). То же видим и в жизни христианских подвижников, которые, водясь духом смирения, знали однако ж, в чем состоит истинное человеческое достоинство. К одному из них пришли его знакомые и, желая испытать его терпение, стали называть его гордецом, пустословом, ленивым. Старец смиренно на все соглашался. Но, когда назвали его еретиком, он никак не принял этого упрека на себя. На вопрос, почему на первые клеветы соглашался, а последней не принял, он отвечал: «Первые те пороки я признаю за собою, ибо это признание полезно душе моей; а быть еретиком — значит, быть отлученным от Бога, но быть отлученным от Бога я не хочу».

Никто еще не потерпел вреда оттого, что сам себя судил строго, но много вредят и себе и другим те, которые думают о себе слишком высоко и, быть может, не знают иной на свете веры, кроме обожания собственного достоинства.

Последуем же духу истинной веры, которая нам внушает, что смирение есть лучшее украшение всякого истинного достоинства. Аминь.