Религиозный фактор становится элементом геополитики России. Это стало ясно после двух важных событий - сентябрьской встречи в Нью-Йорке Президента Путина с делегацией Русской Зарубежной Церкви во главе с ее Предстоятелем митрополитом Лавром и октябрьского малазийского визита главы Российского государства.

Первое событие стало началом новой большой политики России в религиозном вопросе. Воссоединение двух разрозненных частей Русской Церкви, размежевание которых стало следствием советской репрессивной политики, становится отныне не только церковным, но и общероссийским политическим событием. Событием, которое должно ознаменовать как преодоление исторической катастрофы русской нации, впервые оказавшейся в XX веке в разделенном состоянии (эмиграция, диаспоральность), так и новый этап российской государственности, не просто отторгнувшей архетип советской антирелигиозной политики, но и формирующей новый архетип, лишенный рудиментов постсоветской половинчатости.

Президент передал Первоиерарху Зарубежной Церкви письмо Патриарха Алексия (знатоки дипломатического протокола, вспомните, когда такое было?!) с приглашением посетить Россию. А затем передал письмо митрополита Лавра Патриарху Алексию. Глава государства выступил как коспонсор переговорного процесса и, одновременно, как лично православный человек, при этом, именно личная религиозность Президента была отмечена представителями Зарубежной Церкви как основание для надежды.

Малазийский визит, хотя и более масштабный, чем скромная нью-йоркская встреча с делегацией РПЦЗ, стал лишь продолжением нового курса Президента. Не вдаваясь в подробности малазийских встреч Президента Путина, особо отметим его интервью телеканалу «Аль-Джазира». Впервые глава государства так четко и ясно сформулировал формат сотрудничества России и исламского мира: «В России проживает 20 миллионов мусульман... Причем в отличие от, скажем, мусульман, которые проживают в Западной Европе, наши мусульмане - это россияне. У них нет другой родины. И в этом смысле Россия, конечно, - часть мусульманского мира. Во всяком случае, наши мусульмане не должны себя чувствовать людьми второго сорта в мусульманском мире. Они имеют право прямых контактов с мусульманским миром через представительные международные организации». Не менее важным был другой тезис Президента: «У нас 20 миллионов мусульман, но 125 - не мусульман. У нас в основном христианская, православная страна». Православная страна - это уже серьезное утверждение, свидетельствующее о восприятии страны Президентом и его окружением.

И на нью-йоркской встрече и в малазийском интервью Путин предстал человеком, знающим религию и понимающим особенности религиозного менталитета. Собственно и раньше в СМИ говорилось, что Президент - человек православный. Но комментировалось это либо с оттенком недоверия к искренности «президентской веры», либо с рассуждениями о необходимости равноудаленности Президента от всяких вер (ведь религия отделена от государства!). Сам Президент своей веры не скрывал, но неизменно указывал, что религия - есть личное дело гражданин.

Но времена меняются, а вместе с ними меняется политика и политики. События на Дубовке показали, что если общество и государство не хотят оказаться в заложниках религиозных экстремистов, необходимо научиться работать с религиозным пространством России. Деструкции внутри религиозного сообщества дорого обходятся российскому обществу. В то же время, обществом и государством постепенно уясняются возможные форматы позитивного присутствия религии в жизни гражданского общества и светского государства. Приходит понимание того, что Православие - есть фактор национальной консолидации русскоязычной диаспоры за пределами России. Осознается значение исламского банковского капитала и инвестиций исламских фондов. Религиозный фактор (может быть даже вопреки стремлению значительной части религиозных лидеров и простых верующих) погружается в политические контексты, приобретает политическое измерение.

Очевидно, что мы дожили до эпохи, когда Россия на новом историческом этапе своей государственности возвращается к привычному имперскому формату. Это настолько очевидно всем, что даже «прораб приватизации» и «главный электрик страны» Анатолий Чубайс предложил гениальный проект «либеральной империи». Хотя борьба моделей (проектов) империи - еще впереди, уже сегодня можно отметить, что в имперском формате религиозный фактор всегда играет значительную роль, а обреченность либерального проекта для России заключается именно в неспособности учесть существующие этнокультурные и религиозные традиции российских народов.

Вместе с тем, в условиях глобальных вызовов современности и на фоне исламофобии западной цивилизации или, как более дипломатично выразился Президент Путин в своем малазийском интервью - «ошибок в строительстве отношений с мусульманским миром», у России возникла прекрасная возможность вновь стать серьезным лидером мировой политики, с которым считаются не только потому, что у него сохраняются советские ядерные боеголовки.

Россия способна задавать форматы новых политик в области цивилизационного развития, поскольку является единственной страной, в которой существует достаточно устойчивая система межконфессионального диалога и сотрудничества, хотя и подтачиваемая плодами пагубной постсоветской национальной политики и разного рода историческими обидами (Казань, Чечня).

Осознание своей возможной новой глобальной роли как представителя Востока - на Западе и Запада - на Востоке, открывает перед Россией и глобальные перспективы. Сегодня трудно предсказать насколько наше государство способно добиться этого статуса и отстоять его. Но первые шаги России в этом направлении следует признать вполне успешными.

* * *

Интервью Президента Российской Федерации В.В.Путина телеканалу «Аль-Джазира»

18 октября 2003 г. в ходе визита в Малайзию на саммит стран Азиатско-Тихоокеанского региона Президент России Владимир Путина дал интервью телеканалу "Аль-Джазира", в котором определил формат участия Российской Федерации в международном политическом процессе как страны, во-первых, существенная часть граждан которой исповедует ислам, во-вторых, по преимуществу христианской (а именно, – православной), в-третьих, традиционно многоконфессиональной и располагающей традициями мирного сосуществования разных религий. «Седмица» приводит текст интервью Президента, опубликованный пресс-службой главы Российского государства за исключением отрывков, в которых не затрагиваются вопросы религии.

— Уважаемый господин Президент, разрешите вначале поблагодарить Вас за то, что Вы даете нам интервью.

Ваша идея по поводу участия России в работе Организации Исламская конференция вызвала неоднозначную реакцию. Кто-то говорил, что господин Путин хочет отвлечь внимание от событий, которые происходят в Чечне. Многие сказали, что на самом деле у Президента России искреннее желание сотрудничать с исламскими странами. Ваше мнение?

— Конечно, это искреннее желание сотрудничать с арабскими странами. И не просто сотрудничать, а восстановить сотрудничество, потому что еще во времена Советского Союза у нашей страны, а позднее у России складывались очень теплые, дружественные, долгосрочные отношения с подавляющим большинством мусульманских стран мира. Мы были основными союзниками большого количества мусульманских и арабских стран. Я уверен, что и мусульманский мир, и Россия заинтересованы в восстановлении этих отношений. И не просто в восстановлении, но и развитии новой ситуации в мире.

Кроме того, хорошо известно, что в России проживает 20 миллионов мусульман. Это даже больше, чем в такой мусульманской стране, в которой мы сейчас с Вами находимся. В Малайзии, по-моему, 16 миллионов жителей, из них около 14 миллионов мусульман, у нас 20 миллионов. Причем в отличие от, скажем, мусульман, которые проживают в Западной Европе, наши мусульмане - это россияне. У них нет другой родины. И в этом смысле Россия, конечно, - часть мусульманского мира. Во всяком случае, наши мусульмане не должны себя чувствовать людьми второго сорта в мусульманском мире. Они имеют право прямых контактов с мусульманским миром через представительные международные организации, одной из которых является Организация Исламская конференция. Здесь же представлены 57 мусульманских стран. Это, во-первых.

Во-вторых, Россия - многоконфессиональная страна. Всегда так было, всегда Россия занимала особое место между Западом и Востоком, была каким-то связующим звеном между Западом и Востоком. Конечно, и сегодня, в сегодняшнем сложном мире, Россия вполне может исполнять такую роль.

Есть внутриполитические соображения и другого характера. У нас 20 миллионов мусульман, но 125 - не мусульман. У нас в основном христианская, православная страна. И эта часть населения России тоже должна понимать, что государство уважает законные права и интересы их соотечественников - мусульман. Это путь к конфессиональному миру, к уважению прав и интересов друг друга.

Россия жила в таком состоянии столетия. У нас есть свой опыт взаимодействия религий, народностей, наций. И это положительный опыт. Мы намерены укреплять его дальше в современном мире. И трансформировать все положительное, что у нас есть, вовне.

Что касается Чечни, то должен вам сказать, что задача моя заключается не в том, чтобы отвлечь внимание от Чечни, а наоборот, привлечь внимание к тому, что там происходит, и объективно проинформировать весь мир, и мусульманский мир, в том числе о процессах, которые в Чечне происходят. Если Вы затронули, я думаю, мы еще поговорим на эту тему, если интерес есть, а наверняка он есть.

Могу и сразу сказать. Мы, как Вы знаете, несколько лет назад признали независимость Чечни де-факто. Де-юре не признавали, а де-факто признали. Никакой независимости реально чеченский народ не получил. Он оказался, по сути, оккупированным силами, которые, прикрываясь исламом, на самом деле пропагандировали совсем другие идеи, чуждые самому исламу, потому что ислам - это мирная религия. Она также как и любая другая мировая религия, проповедует общечеловеческие ценности, доброту, любовь к человеку, гуманизм.

Кроме того, в 1999-м году, как Вы знаете, с территории Чечни было просто совершено нападение на соседнюю, тоже мусульманскую Республику Дагестан. И народ Дагестана взялся за оружие, призывая центральные власти страны оказать им помощь. Я никогда не забуду тех кадров, моментов, когда я лично наблюдал это и по телевидению и в Дагестане, потому что я выезжал на место событий, встречался там с людьми. Все это заставило нас принять решительные меры по пресечению террористических актов.

Сегодня мы в полномасштабном формате перешли к политическому процессу. Мы провели там референдум, на который пришло свыше 80 процентов избирателей. Ведь на референдум человек просто так не придет, если не хочет голосовать. Его силой на избирательный участок не загонишь. Если человек пришел, значит, появилась потребность. И свыше 80 процентов из пришедших проголосовали за Конституцию Чечни, в которой четко и ясно прописано, что Чеченская Республика является неотъемлемой частью Российской Федерации. Теперь мы провели выборы Президента Чеченской Республики. И тоже явка свыше 80 процентов. Избран законный Президент. Мы не ограничиваемся, не будем ограничиваться только этими мероприятиями. Мы намерены оказать содействие людям, проживающим в Чечне, в избрании своего парламента. И готовы подписать договор между федеральным центром и Чеченской Республикой о разделе полномочий с широкими автономными правами для Чечни. Мы уверены, что, действуя последовательно на этом пути, идя последовательно по этому пути, мы добьемся полномасштабного и долгосрочного урегулирования. И я хочу, чтобы об этом знали. Повторю: у меня нет необходимости отвлекать внимание от Чечни. У меня есть потребность привлечь внимание к тому, что там происходит.

— Господин Президент, позвольте задать вопрос по поводу отношений с арабскими странами.

— Вот что касается арабских стран, могу сказать, что мы благодарны Организации Исламская конференция и Лиге арабских государств, которые в отличие от некоторых других международных организаций, прислали своих наблюдателей и в первом случае, на референдум по Конституции Чечни, и во втором случае, совсем недавно - на выборы Президента Чечни. Прислали, активно работали на избирательных участках, дотошно работали, внимательно изучали ситуацию, сделали отдельные замечания - мы благодарны им за эти замечания - но в целом констатировали, что выборы прошли на демократической основе.

Эти авторитетные международные организации результаты выборов признали, в отличие от некоторых наших коллег из других международных организаций, которые не пожелали приехать под различными демагогическими лозунгами. Иногда складывается впечатление, что некоторым таким квазианалитикам хочется выглядеть большими мусульманами, чем сами мусульмане. На самом деле, на наш взгляд, это не что иное, как попытка использовать эти проблемы, в данном случае у нас, на Кавказе, в качестве политического инструмента давления на Россию.

Я уверен, что в этом никто не заинтересован, ни Россия, ни наши партнеры ни на востоке, ни на западе. И уж, конечно, не заинтересован мусульманский мир, потому что мусульманский мир, его интерес, на мой взгляд, напротив заключается в том, чтобы иметь мощного и долгосрочного, прогнозируемого, хорошо прогнозируемого союзника в виде Российской Федерации с таким серьезным внутриполитическим фактором влияния.

— Скажите, пожалуйста, раз Вы затронули этот вопрос, а как Вы отнеслись к высказыванию представителя Белого дома по поводу недемократичности выборов в Чечне?

— Я отнесся к этому критически. Я думаю, что если есть какие-то сомнения, нужно было приехать, посмотреть и на месте определить, были там нарушения или не были. Я думаю, что, допуская высказывания подобного рода, люди стараются отвлечь внимание как раз от своих собственных ошибок в строительстве отношений с мусульманским миром. Вот здесь, думаю, имеет место такая попытка. Это - первое.

И второе, как раз то, о чем я сказал, - стремление использовать эту ситуацию для того, чтобы дергать Россию за эту ниточку, добиваясь каких-то решений по другим вопросам, никак не связанным ни с Чечней, ни с отношениями между Россией и мусульманским миром.

— Господин Президент, по поводу отношений России и арабских стран. Я заметил, что у традиционных друзей Советского Союза - Египет, Сирия, Алжир - как бы нет сейчас такого уровня отношений на поверхности. Одновременно, эмир Абдулла, который представляет Саудовскую Аравию, приехал в Москву, стремится углублять отношения с Россией.

В чем видите вот этот парадокс, то есть те, которые должны по идее быть рядом с Россией, или Россия должна быть рядом с ними, холодны сейчас.

— Я думаю, что все-таки у Вас неточная информация. Если бы Вы посмотрели, как мы сегодня общались с моим коллегой, президентом Алжира господином Бутефликой, то Вы бы увидели, что у нас очень теплые отношения. Они вполне соответствуют уровню прежних лет.

Но вместе с тем Вы правы в том, что по некоторым направлениям у нас действительно, на первый взгляд, наблюдается некоторый спад. Я могу объяснить это только тем, что в прежние годы эти отношения были излишне наполнены идеологическим содержанием. Они были идеологизированы. После распада Советского Союза и крушения коммунистической системы эта идеологическая основа межгосударственных связей исчезла, и произошел спад в межгосударственных связях. Это первое.

Второе, надо прямо сказать, Россия пережила довольно сложные годы внутриполитического развития и экономического становления. Пережила не один кризис и внутриполитический и экономический. Это, конечно, не давало ей возможности эффективно участвовать в международных делах.

Я надеюсь, что постепенно мы будем выходить из этого состояния.

* * *

— Господин Президент, по поводу ООН. Многие считают, что это как бы уже формальный, слабый орган. У Вас есть какие-то предложения или видение по поводу реформирования ООН, чтобы она стала более эффективной, потому что при американском диктате, который сейчас везде присутствует, чувствуется, что на самом деле роль этой организации ослабла.

— Вы знаете, Акрам, я так бы прокомментировал Ваш вопрос. Она была, ООН, вот такой организацией, которая решала все острые проблемы международной жизни? Она была раньше такой? Если она была раньше такой, скажите, пожалуйста, почему Вы до сих пор не решили палестинскую проблему? И где те многочисленные резолюции, которые принимались по израильско-палестинскому урегулированию и повисли в воздухе? Ведь они тоже не исполнялись. Многое не исполнено из того, что было принято. Я взял только наиболее яркий пример, наиболее чувствительный для исламского мира и для Ближнего Востока. Но много и других проблем подобного рода.

Поэтому говорить о том, что она вдруг неожиданно ослабла, мне кажется, все-таки было бы не очень точно. Да, есть некоторые проблемы, связанные не с самой организацией, а с изменением ситуации в мире. Мир раньше был двуполярным, и все решалось на основе баланса двух сил. И часто, очень часто, кстати сказать, этот баланс, несмотря на все благотворное его воздействие на мировую политику, все-таки заводил тот или иной вопрос в тупик. Один из них я Вам привел в качестве примера - пример ближневосточного урегулирования.

Так что говорить о том, что она сегодня как-то сегодня особенно ослабла, мне кажется, было бы все-таки неправильно. Я с этим не согласен.

Но я согласен с тем, что ее можно сделать более эффективной.

Больше того, последние события, особенно вокруг Ирака, как раз, на мой взгляд, подтверждают другое. Подтверждают не то, о чем Вы сейчас сказали, и то, что многими обсуждается аналитиками, что ООН - де ослабла, она, может быть, не нужна? Ситуация вокруг Ирака, напротив подтверждает, что это единственная организация, где что-то можно обсуждать.

Мне кажется, что если бы все страны легко согласились с той линией, которую проводили и проводят Соединенные Штаты в отношении Ирака, и внешне выглядело бы все очень хорошо, внешне выглядело бы все как полное единство членов Совета Безопасности ООН, - вот в этом случае ООН можно было бы сразу похоронить. Вот тогда сказали бы все: «А зачем нам такая организация, где никто не может высказать своего собственного мнения и не имеет мужества либо возможности это мнение отстаивать?»

Мне представляется, что современный мир лишен этого идеологического противостояния. Он более сложным стал, но дает нам и больше возможностей для позитивного решения. Мир, по нашему глубокому убеждению, не может быть однополярным по определению. Просто потому, что он очень многообразен, он политически многообразен, он этнически многообразен, он культурно очень многообразен. И он, конечно, должен быть сбалансированным и многополярным. Но это не значит, что под этой многополярностью мы понимаем какую-то конфронтацию.

Лишенный идеологического содержания и противостояния, сегодняшний мир позволяет нам открыто вести диалог друг с другом. У нас ведь, как Вы знаете, с Соединенными Штатами диаметрально были разные подходы по проблеме Ирака, и если Вы помните, мы заняли довольно жесткую позицию. Последовательную, жесткую. Не думаю, что нашим американским партнерам было очень приятно, но она была последовательной, прогнозируемой и абсолютно честной, что, кстати говоря, позволило нам сохранить и личные отношения с Президентом Соединенных Штатов очень добрые и не испортило межгосударственных связей. Мы не обманывали друг друга. Мы с самого начала сказали: наша позиция будет такой, мы считаем, что тот подход, который вами предлагается - ошибочный.

И это, повторяю, не осложнило межгосударственных связей. Мне кажется, что очень позитивную роль сыграл Генеральный секретарь ООН господин Кофи Аннан. Если бы он тоже сразу бы, как у нас, в России, говорят, «все слил», все интересы всех в угоду кому-то сильному сдал, тогда бы сказали: «Зачем нам такая организация?» И я думаю, что поскольку в сохранении такого механизма заинтересованы все, в том числе и те, кто, может быть, сегодня не согласен с большинством членов Совета Безопасности, такая позиция в конечном итоге является благом для всего международного сообщества.

Это не значит, что ООН должна существовать в застывшем виде. Мир изменился. И организации, которые претендуют на универсальность, должны меняться в соответствии с изменяющимся миром. Здесь много всяких разных предложений.

У Франции есть неплохие предложения, которые не противоречат российским национальным интересам. Речь идет о расширении числа, количества постоянных членов Совета Безопасности, о некоторых других изменениях. Главное только, чтобы при изменениях в ООН была соблюдена определенная процедура и чтобы эти изменения происходили на основе международного права, на основе норм, выработанных сегодня в самой Организации Объединенных Наций. Я уверен, что мы выйдем на приемлемые для всех решения, которые приведут к повышению эффективности Организации Объединенных Наций в будущем.

— Господин Президент, Ближний Восток, как Вы сказали, - очень сложная проблема. И ООН и Совет Безопасности никак не могли решить этот вопрос. Сегодня Конгресс Соединенных Штатов принял очень жесткое решение в отношении Сирии. Израильтяне хотят убрать Арафата из Израиля, идут взрывы против мирных жителей со стороны палестинцев. Весь это процесс на самом деле очень сложный. Кроме этой общей формулировки, у Вас есть как бы общий план для того, чтобы разрешить этот конфликт?

— У нас нет, знаете, такой волшебной таблетки, которую можно проглотить и она решит все проблемы. Я бы выглядел абсолютно несерьезным человеком, если бы сказал, что у нас есть какой-то тайный план, который завтра все решит. Такого плана, конечно, нет. Есть ситуация, которая изначально породила конфликт по определению много-много лет назад, и выйти из нее, конечно, очень сложно. До сих пор в течение десятилетий человечество работает над решением этой проблемы и не может найти этого решения. И я не думаю, что я могу Вам сейчас прямо за чашкой чая такое решение предложить.

Но я уверен в том, что если мы будем действовать солидарно, если мы сможем консолидировать международное сообщество в решении этой проблемы, если мы будем стремиться к справедливому решению (а справедливым решение может быть только в том случае, если проживающие на этой территории люди хотя и пойдут на компромисс, но будут чувствовать, что их интересы обеспечиваются, что к ним прислушиваются, об их интересах позаботились), тогда мы можем все-таки создать условия для совместного проживания на той территории, и существования и развития как независимого Палестинского государства - как Вы знаете, у нас нет проблем с признанием независимости Палестинского государства, мы давно об этом сказали - так и Израиля.

Должен сказать, что у нас и с Израилем укрепляются отношения в последние годы, потому что мы перестали политизировать наших бывших эмигрантов, выехавших не только в Израиль, но и в другие страны мира. У нас свободный сейчас въезд и выезд из страны, никаких ограничений эмиграции нет и всем хорошо известно, что очень большой процент израильских граждан - это выходцы из бывшего Советского Союза, не только из России, а из всех других республик бывшего Советского Союза. И, конечно, это создает определенную атмосферу, это понятно. У нас традиционные, многолетние, сложившиеся десятилетиями, отношения с палестинцами, с Палестиной, и это всегда были дружественные отношения. Мы полагаем, что этот хороший потенциал доверия с одной и с другой стороны можно использовать, и мы хотели бы использовать его.

Что касается санкций и прочее, в отношении всех других участников этого процесса, то Вы знаете нашу позицию по поводу борьбы с терроризмом. Мы последовательные и жесткие борцы с этим злом, с этой чумой ХХI века, но мы против клише, которое приклеивается к тем или другим организациям, либо к странам. В каждом конкретном случае нужно разбираться отдельно.

Мы считаем: для того, чтобы урегулирование было долгосрочным и полноценным, нужно, не боясь сложностей, работать сразу на нескольких треках. Нужно работать на ливанском треке, нужно работать на сирийском треке и нужно учитывать интересы стран и народов, которые там проживают.

Нам кажется неверным выхватывать из контекста общих проблем какую-то одну, пытаться ее решить, а потом на основе этого решения, действуя как бы с позиции силы, отдавливать следующую и следующую позицию. На наш взгляд, это не очень эффективно. По сути, этим пытались заниматься на протяжении десятилетий и не получилось, не получается и до сих пор.

Надо изменить тактику. Нам нужно подумать, почему не получается, сделать выводы и вместе искать решений. Нам бы хотелось, чтобы мы смогли добиться этого единства так, как мы добились его при выработке дорожной карты. Это, конечно, компромиссное решение. Оно, конечно, не идеальное, наверное, но все-таки при выработке дорожной карты мы добились консолидации мнения всех заинтересованных и участвующих в этом процессе сторон. Мы и дальше будем направлять свои усилия на данном этапе работы над тем, чтобы дорожная карта исполнялась.

* * *

— Господин Президент, насчет отношений России и Соединенных Штатов? Я почти на всех саммитах был свидетелем того, когда Вы постоянно повторяете: "у нас есть стратегические отношения, стремление к этому". Слышал я обещание со стороны господина Буша по поводу поправки Джексона-Вэнника, по поводу помощи России насчет присоединения к ВТО, насчет Чечни и так далее. Вот здесь что-то непонятно. С одной стороны, говорите по поводу стратегического сотрудничества, а с другой стороны - американцы не выполняют никаких обещаний. Ваше мнение?

— Вы знаете, деятельность конкретных лиц на конкретном направлении не могут дискредитировать идею. А идея правильная, потому что я действительно считаю, что между Россией и Соединенными Штатами возможно стратегическое партнерство. Я объясню почему. Есть вопросы, по которым интересы, долгосрочные и рациональные интересы России и США совпадают. Первый из этих интересов Вы только что затронули, и мы с Вами его обсуждали - это проблема нераспространения ядерного и другого оружия массового уничтожения в ХХI веке. Это проблема, которая должна заботить каждое государство и каждого человека, живущего сегодня на планете. Это очень серьезный вопрос. И Россия и Соединенные Штаты - крупнейшие ядерные державы. Несмотря на разницу в экономическом потенциале, сегодня ядерный потенциал России сопоставим с потенциалом Соединенных Штатов. Но дело не только в этом. Дело еще в накопленном опыте, в технологиях, в возможностях производства, в технологических цепочках и кадрах. Россия - это великая ядерная держава. Это никем не оспаривается и не подвергается сомнению. И у США и у России, конечно, есть совместный интерес - обеспечить безопасность всего человечества, - это первое.

Второе. Исходя из того, что это крупнейшая ядерная держава, мы должны позаботиться о сохранении так называемой стратегической стабильности, то есть мы должны правильно выстроить между собой политику в сфере ядерных вооружений. Это тоже очень важный элемент, который не замечают только тогда, когда он правильным образом выстроен. Как только начнутся проблемы, все человечество будет трясти с утра до ночи, и все будут думать о том, что может случиться завтра, так, как это было уже ни один раз в новейшей истории человечества, достаточно вспомнить Карибский кризис.

Терроризм, о котором мы говорили вначале, - это действительно болезнь, тяжелая болезнь ХХI века. Как я уже говорил здесь на Конференции, по нашему глубокому убеждению, она не имеет ни религии, ни национальности. Мы категорически против всяких клише в отношении мусульман, и знак равенства между мусульманином и террористом ставят только провокаторы. Мы в России этого не допускаем. Несмотря на всю сложность до недавнего времени положения в той же Чеченской Республике не допустили никакого развития событий по этому негативному сценарию. Но такая проблема существует, она носит глобальный характер, и здесь, конечно, мы можем быть с Соединенными Штатами полноценными стратегическими партнерами.

Есть и другие угрозы - это, скажем, наркотики, это трансграничная преступность и так далее. Все это вместе дает основание полагать, что у России и США есть глубокие интересы, на которые они обязаны обращать внимание и развивать сотрудничество по этим направлениям. Я уже не говорю про экономику - это важнейшее направление для любого государства. США являются одним из самых больших наших торгово-экономических партнеров, и объем торгово-экономических связей постоянно увеличивается.

Здесь очень много направлений сотрудничества, начиная от традиционных, от энергетики, и, кончая высокими технологиями и космосом. Китай запустил, как известно, пилотируемый корабль, и мы очень рады за Китайскую Народную Республику. Но известно, что в гораздо более продвинутом состоянии эти технологии находятся в США и в России. Как Вы знаете, мы вместе сотрудничаем сейчас и в рамках Международной космической станции, и по другим направлениям. То есть у нас очень много совпадающих интересов, причем в тех областях, где у нас почти нет партнеров, кроме США. И в этом смысле наша политика, направленная на долгосрочное выстраивание отношений со Штатами, носит не тактический, а действительно стратегический характер.

* * *

— Господин Президент! Я заметил во время нашей беседы, что Вы пьете чай. На Востоке тоже очень любят чай. Это знак любви к Востоку?

— Две трети территории Российской Федерации находится в Азии. В Азии проживает свыше 30 миллионов граждан России. И Россия традиционно была тем местом на планете, где традиции Востока и Запада сосуществовали, развивались рядом друг с другом и обогащали друг друга. У нас очень много того, что не приживается, скажем, на Западе, а у нас считается нормой. Если Вы обратили внимание, Вы сказали по-русски чай - это почти китайское слово.

— И арабское тоже.

— И арабское тоже, я этого не знал. Но, во всяком случае, восточных традиций у нас очень много. У нас ведь господствующая религия - православие, но это тоже восточная ветвь в христианстве. И наша Русская православная церковь не просто сосуществует с исламом вместе тысячу лет, эти религии находятся в контакте друг с другом, обогащают друг друга. Я, честно говоря, даже не знаю такого примера, взаимодействия между конфессиями, как тот, который мы имеем в России. Ничего необычного для России в этом нет.

— Владимир Владимирович, Вы первый раз на нашем телеканале, первый раз на нашей аудитории, надеюсь, что не последний раз. У Вас есть специальное обращение к миллионам, которые будут смотреть и смотрят наш канал?

— Скоро будет Рамадан, я желаю счастья и процветания. Всего доброго каждой семье.

— Спасибо Вам огромное.

— Спасибо.