1 марта – день преставления святителя Ермогена, Патриарха Московского и всея Руси

«Что за празднество совершается ныне? Что это за благохвальное собрание, украшенное радостью? Это Русь Православная торжествует день прославления святителя Ермогена благославляющего всех от раки мощей своих. Он утешает всех нас и втайне произносит: «Не бойся, малое стадо! Не потопить морю житейскому корабля Иисусова, не погибнет Русь Православная и Богом любимая. Ведь Господь дал нам силу, потому что стоим на камне веры и правды». Так Церковь славословит святителя в день его упокоения.

400 лет назад на Руси было остановлено величайшее бедствие после Батыева нашествия. Историки называют это время Смутным временем. Смута, как нам слышится слово, – это неясность, мутность, взбаламученность… В исторических реалиях – это растерянность людская перед грозным Божьим знамением, – прервалась династия законных правителей на Руси, – Рюриковичей; это – попытка удовлетворить своим алчным притязаниям на власть имущим, удовлетворить своей страсти к богатству земному и т.п. Как всегда, в минуты нашего замешательства, духовной немощи, со всех сторон полезли на наше Отечество его враги, разоряя его, расхищая его богатства, проливая кровь наших предков, которые и сами, позволив себя обмануть, соблазнившись посулами лучшей доли, не сумели устоять в вере и надежде на Бога, понадеялись «на князи, на сыны человеческия…»

Это писано от большого пастырского сердца, горевшего любовью к своей церкви и своему народу. Таким языком говорят подлинные вожди народа. Он не холодно бичует, но зовет и умоляет. В другом послании патриарх Ермоген входит в положение заблудившихся, попавших в духовную неволю и обещает им полное братское прощение, лишь бы они покаялись. Он допускает и трагические компромиссы, лишь бы люди обратились потом на путь истины. Так он пишет: «Мы чаяли, что вы содрогнетесь, воспрянете, убоитесь Праведного Судии, прибегнете к покаянию. А вы упорствуете и разоряете свою веру, ругаетесь святым церквам и образам, проливаете кровь своих родных и хотите окончательно опустошить свою землю...»

Все, происходившее во временном пространстве Руси в любой период её истории изложено в богослужебных текстах нашей Церкви. Изложено языком, поднимающим сознание человека на высоту духовного осмысления истории. Поэтому прочтение богослужебных книг, или слышание тропарей канонов, стихир, праздничных тропарей может дать достаточно информации о житии того или иного святого, о том или ином историческом событии. Вот, к примеру, ещё одна из стихир (даём не дословный перевод с церковнославянского языка, а передаём, насколько это нам возможно, смысл содержания здесь и далее) «Кто перед нами, колена души своей с умилением преклонивший, встав на колени? Кто сей, упавший в молитве на лицо своё? Кто он, с надеждою возводящий очи свои на небо и с упованием неложным руки свои воздевающий к небу, с плачем и рыданием предстоящий в молитве к Богу? Это ты, священномучениче Ермогене, печальниче земли нашей. Переложи её непрестанный плач на радость».

Как не болеть душе пастыря при виде совершающегося, как тогда, так и сегодня, как во все времена русской истории, в которые Самим Господом испытывалась вера народная? И на сложнейших переломах исторической жизни это вера обреталась. Обретётся, мы верим, и теперь.

Но оглянемся на те дни.

«И что была тогда Россия? – восклицает историк. – Вся полуденная беззащитною жертвою грабителей Ногайских и Крымских: пепелищем кровавым, пустынею; вся юго-западная, от Десны до Оки, в руках Ляхов, которые, по убиении Лжедимитрия в Калуге, взяли, разорили верные ему города: Орел, Болхов, Белев, Карачев, Алексин и другие; Астрахань, гнездо мелких самозванцев, как бы отделилась от России и думала существовать в виде особенного Царства, не слушаясь ни Думы Боярской, ни Воевод Московского стана. Шведы, схватив Новгород, убеждениями и силою присваивали себе наши северо-западные владения, где господствовало безначалие, – где явился еще новый, третий или четвертый Лжедимитрий, достойный предшественников, чтобы прибавить новый стыд к стыду Россиян современных и новыми гнусностями обременить историю…»

«Настигли Русь её же грехи, потоки беззаконий смели, смутили её, ибо приложили беззаконие своё к беззаконию и погибали за беззаконие своё…» (стихира минеи)

Кто этот пастырь, что знаем мы о его происхождении, о роде его и племени? Митрополит Ермоген Казанский, как герой, потерпевший гонение от Самозванца. 3 июня 1606 г. был поставлен по полному русскому чину с хиротонией и церемонией хождения на осляти. «Был уже старик, – как пишет историк А. Карташев. – Родился около 1530 г. Со слов С. М. Соловьева П. И. Бартенев утверждает, что Ермоген был из рода князей Голицыных, назывался Ермолаем. Московская церковь на Садовом Кольце в честь Св. Ермолая с красивыми золотыми маковками (большевиками уничтоженная) была строением князей Голицыных, памятником их почитания своего родича Ермолая. Ермолай был сын князя Юрия Михайловича Голицына. Митрополит Макарий держится другого мнения о происхождении патриарха Ермогена из донских казаков. Ссылаются на заявления поляка Гонсевского, бывшего в Москве в 1610-1611 годах. Ему говорили, что Ермоген был «в казаках донских, а после попом в Казани… В юности уже Ермолай живет в Казанском Спасо-Преображенском монастыре под началом св. Варсонофия, житие которого он и написал. В 1579 г. Ермолай рукоположен в приходские священники при Никольской церкви Гостиного Двора. В ту пору произошло явление Казанской Иконы Божией Матери. Ермолай первый удостоился взять икону от земли и перенести в кафедральный собор Спасо-Преображенского монастыря. Он же написал и сказание об ее явлении и чудесах. В 1583 г. Ермолай овдовел, постригся и с именем Ермогена стал игуменом Спасо-Преображенского монастыря. На соборе 1589 г., избравшем первого патриарха Иова, игумен Ермоген был поставлен первым митрополитом Казанским».

Среди каких опасностей для самой жизни протекало его патриаршее служение, среди какого бушующего моря житейского, можно представить.

Когда от второго Лжедмитрия из Тушина посыпались отряды и посольства по России с политическими зазываниями и духовенство противилось этому, то многие тогда пострадали. Кирилло-Белозерский монастырь сам рассылал грамоты о лояльности царю Василию. Псковский епископ Геннадий, наблюдая измену, «умер от горести». Суздальский епископ Галактион изгнан тушинцами и умер в изгнании. Коломенского епископа Иосифа войска Лисовского захватили в плен, влачили за собой, мучили, пытали привязыванием его к жерлу пушки, грозя выстрелами. Но московскому войску удалось отбить его и вернуть Москве. Яркого противника измены, Тверского архиепископа Феоктиста тушинцы захватили и привезли в Тушино. Здесь его мучили и убили, якобы при попытке бегства. Тело его было найдено израненным и изъеденным зверями. 11 октября 1608 г. отряды Сапеги подступили к Ростову. Жители Ростова бежали в Ярославль, но митрополит Филарет (Никитич, Романов-Захарьин-Юрьин), уже вынесший тяжесть лжи при первом Самозванце, почувствовал в себе моральную потребность героически противиться второй, более явной лжи. Он вместе с верными жителями Ростова заперся в соборной церкви. Люди исповедались, причастились и решили пострадать от бунтовщиков. Поляки взяли город, начали резню, захватили собор. Филарета, раздев, босого, в одной рубашке увезли в тушинский плен, где ему пришлось пережить второе искушение, чтобы ценой приспособления возвратиться к жизни и власти.

«Было тогда, – говорит современное сказание, – такое лютое время Божия гнева, что люди не чаяли себе спасения; чуть не вся земля русская опустела; и прозвали старики наши это лютое время – лихолетье, потому что тогда на русской земле была такая беда, какой не бывало от начала мира».

Когда под Смоленском (октябрь 1610 г.) поляки потребовали немедленной сдачи Смоленска Сигизмунду и введения польских войск со штабом Жолкевского в самую Москву; когда началось длительное дипломатическое состязание и московские бояре решили впустить гарнизон Жолкевского в Москву и сдали ему свое оружие и пушки; когда поляки заняли Китай-город (пока еще не Кремль) и обезоружили русских; когда в доме, принадлежавшем Борису Годунову, опять зазвучал католический орган и началось латинское богослужение, а Сигизмунд слал в Москву указы, милостивые награды; когда московская боярская верхушка писала своим послам под Смоленском: «отдаться во всем на волю короля». Тогда непреклонной скалой, твердыней веры встал на пути изменников и малодушествующих соотечественников патриарх Ермоген. Когда ему поднесли на подпись такое капитуляционное письмо 6-го декабря 1610 г., он сказал: «Нет! Чтобы король дал сына своего на московское государство и королевских людей вывел бы всех вон из Москвы. И чтобы Владислав оставил латинскую ересь и принял греческую веру, – к такой грамоте я руку приложу и прочим властям велю приложить и вас на то благословляю…И если не послушаете, наложу на вас клятву. Явное дело, что по такой грамоте нам пришлось бы целовать крест самому королю». Боярин Салтыков взорвался, начал бранить патриарха и выхватил, грозя, из ножен свой кортик. Патриарх воскликнул: «не боюсь я твоего ножа! Ограждаюсь от него силою Креста Христова. Ты же будь проклят от нашего смирения в сей век и будущий». После этой дикой сцены патриарх Ермоген не скрывал своего мнения и говорил: «Враги почти у ног наших. Когда ссадим их с шеи, тогда изберем себе природного государя».

Получая горячую молитвенную поддержку и архипастырское благословление своего предстоятеля, монахи Троице-Сергиевой Лавры героически противостояли врагу, полякам, шведам, казакам, разбойному сброду. Идейный смысл этого героического противостояния Лавры врагу был с самого начала выражен в соборном ответе властей Лавры на предложение врагов о сдаче. Собор Лавры писал: «Да весть ваше темное державство, гордии начальницы, Сапега и Лисовский и прочая ваша дружина, – вскую нас прельщаете, Христово стадо православных христиан... – како вечную оставити нам святую истинную свою православную христианскую веру греческаго закона и покоритися новым отпадшим христианския веры, иже прокляты быша от четырех вселенских патриарх? Или кое приобретение и почесть еже оставити нам своего православнаго государя царя, покоритися ложному врагу и вам – латыне иноверным и быти нам яко жидом или горше сих. Они бо – жидове, не познавше Господа своего, распяша; нам же, знающим своего православнаго государя, под их же царскою христианскою властию от прародителей наших родихомся в винограде истиннаго пастыря Христа, како оставити нам повелеваете христианскаго царя и ложною ласкою и тщетною лестию и суетным богатством прельстити нас хощете? Но ни всего мира не хощем богатства противу своего крестнаго целования».

Историк или литератор могут отметить простонародный характер изложения письма, но и тот и другой не пройдут мимо духовно-аристократической настроенности и самого тона письма, высоты православно-национального самосознания его составителей. Всё это являло разительный пример духовного противостояния грубым народным инстинктам самовыживания. К сожалению, мы часто видим в истории и в действительности именно грубость народных инстинктов, позволяющих увлекаться самыми низменными приманками воров и разбойников, захватившими власть. Грабежи и ещё раз грабежи, повсеместные и беззастенчивые, – вот страсть, захватившая в полон многих. Троицкая Лавра своим доблестным стоянием стала светочем и примером для народа, начавшего опоминаться от хмеля самозванства и стекаться в земские ополчения для освобождения своей земли от иноземцев.

«Унижали тебя восстающие на тебя, бросали грязь и песок в лицо твое, чтоб ты не мешал изменникам и мятежникам. Ты же все претерпел, благословляя Господа. «Святая и Богом любимая Русь не погибнет, – говорил ты изменникам и предателям, и всем врагам нашим. – Всуе труждаетеся, если Господь не созиждет, покайтесь и благословите Господа». Эти тексты тропарей канона святителю живо передают исторические картины.

«Где святые Божии церкви и Божии образы? Где иноки, сединами цветущие и инокини, добродетелями украшенные? Не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием? Где вообще народ христианский? Не все ли скончались лютыми и горькими смертями? Где бесчисленное множество работных людей в городах и селах? Не все ли пострадали и разведены в плен? Не усрамились и седин многолетних старцев, не пощадили незлобивых младенцев» – этот молитвенный плачь и призывания слышались отовсюду, где не сломлен был дух веры православной.

Патриарх Ермоген начал (30.ХI.1606 г.) рассылать по России свои миротворные грамоты, убеждая в них верить не сказкам, а действительным фактам: описаны обстоятельства гибели Лжедимитрия, открытие мощей подлинного царевича Димитрия и чудеса от них, воцарение Василия Шуйского, «царя благочестивого, и поборателя о православной вере». А вот нашлись изменники, стоящие уже в Коломенском под Москвой. Предписывалось, чтобы духовенство многократно прочитывало темному народу эти грамоты и пело молебны о здравии и спасении Богом венчанного Государя, а не слушало воров и разбойников.

Из Тушина посылались отряды и посольства по России с политическими зазываниями. Духовенство противилось новой измене, и многие страдали. Когда в ноябре 1609 г. произошла первая попытка свержения Шуйского, патриарху своей речью на Лобном месте Красной площади, речью, обращённой к народу удалось рассеять клевету на Царя, и призвать народ к верности его крестному целованию.

«После этого, – пишет историк, – патриарх Ермоген решил воздействовать на тушинцев прямыми, к ним обращенными посланиями. В этих посланиях мысль патриарха-патриота опять возвышается над всякими классовыми шкурными интересами и подымает народную совесть на высоту идеала православной нации – хранительницы высшей святыни и правды. В первом своем послании патриарх пишет: «Обращаюсь к вам, бывшим православным христианам всякого чина, возраста и сана, а ныне не ведая, как и назвать вас, ибо вы отступили от Бога, возненавидели правду, отпали от соборной апостольской Церкви, отступили от Богом венчанного и святым елеем помазанного царя Василия Ивановича. Вы забыли обеты православной веры нашей, в которой мы родились, крестились, воспитались и возросли; преступили крестное целование и клятву – стоять до смерти за дом Пресвятой Богородицы, и за московское государство, и пристали к ложно-мнимому вашему царику...

Уже современники событий начали понимать героичность поведения Ермогена. Это отразилось в близких по времени свидетельствах. Они величают Ермогена «мужем, зело премудростию украшенным и в книжном учении изящным и в чистоте жития известным; противу врагов крепким и непоколебимым стоятелем, твердым адамантом, непоколебимым столпом, крепким поборником по православной истинной христианской вере, новым исповедником, вторым великим Златоустом, исправляющим несумненно, безо всякого страха, слова Христовы, истины обличителем на предателей и разорителей христианской веры».

Когда подступали «к старцу ветхому, – как пишет историк, – изнурённому добровольным постом и тесным заключением, он отвечал: «Пусть удалятся Ляхи!» Грозили ему злою смертию: старец указывал им на небо, говоря: «боюся Единого, там живущего!» Невидимый для добрых Россиян, великий иерарх сообщался с ними молитвою; слышал звук битв за свободу отечества, и тайно, из глубины сердца, пылающего неугасимым огнем добродетели, слал благословение верным подвижникам!

«Вы мне обещаете злую смерть, – сказал Ермоген, – а я надеюсь через нее получить венец и давно желаю пострадать за правду. Не буду писать – я вам уже сказал, и более от меня ни слова не услышите!»

Патриарха посадили в Чудов монастырь, не позволяли ему переступать через порог своей кельи, дурно содержали и неуважительно обращались с ним.

В феврале окончил Ермоген свой подвиг. Поляки, услышавши, что в Нижнем собирается новое восстание по воззванию Минина, потребовали от пaтpиapxa, чтобы он написал увещание нижегородцам и приказал им оставаться в верности Владиславу. Ермоген резко и твердо отвечал: «Да будет над ними милость от Бога и благословение от нашего смирения! А на изменников да излиется гнев Божий и да будут они прокляты в сем веке и в будущем!» За эти слова Ермогена заперли еще теснее, и 17 февраля (по старому стилю) он умер, как говорят современники, голодною смертью.

Во время горьких и болезненных разделений и беспощадной партийной вражды можно было услышать и нелицеприятные отзывы о Патриархе. Однако злопыхатели не могли обойти молчанием его достоинств.

Мы же прославим его праздничным тропарем:

«Российския земли первопрестольниче и неусыпный о ней к Богу молитвенниче! За веру Христову и паству твою душу свою положив, страну нашу от нечестия избавил еси. Темже вопием ти: спасай нас молитвами твоими, священномучениче Ермогене, отче наш»